 Патриарх Гермоген отказывается подписать грамоту полякам. П. Чистяков, 1860г. Фондом по постановке памятника Патриарху Гермогену найдены уникальные
материалы, из собрания Российской государственной библиотеки,
посвящен-ные патриарху Гермогену, изданные в 1903 – 1914 гг..
В страстную неделю ВЕЛИКОГО ПОСТА мы публикуем отрывок из
книги профессора А. Царевского «Гермоген, Святейший Патриарх
Всероссийский в его жертвенном служении бедствующему Отечеству»,
изданной в 1907 году в Казани, о подлинных исторических событиях в дни
страстной и светлой недели 1611 года в Москве.
Председатель Правления Фонда – Галина Ананьина
«Приближались Великие в христианском мире дни, когда "замолкает
всякая плоть человеча", утихают страсти и волнения мирские, - дни
страстной и светлой недели (1611 года).
Москва, с ее грандиозными соборами и великими святынями, с пышным
богослужением патриаршим и величественными религиозными церемониями,
всегда при¬влекала па эти недели массы пришлых из провинций набожных
русских людей. Ближайшим образом пред¬стояло в вербное воскресение,
17-го марта, совершение любимого народом, знаменательного обряда -
шествия на осляти. Опасаясь на сей раз стечения народа, поляки отменили
это торжество; но потом передумали и торжество должно было состояться, и
даже, в каких-то соображениях, извлекли из заточения Гермогена, его
именно заставили совершать обряд. А с другой стороны, в народе
распространился - и как оказывается не совсем безосновательный - слух,
что враги замышляют именно в момент этой религиозной процессии напасть
на безоружных богомольцев и перебить их, конечно, и с патриархом. Эти
вот колебания, слухи и опасения с той и другой стороны были причиною
того, что великое торжество прошло необычайно тихо и грустно: по
опустелым улицам Москвы патриарх, в глубоком унынии, ехал в густой цепи
польских солдат и среди расставленных пушек, на коне, которого вел под
уздцы, за неимением царя, один из бояр. Воспроизводя в этом обряде
шествие Спасителя в Иерусалим на «крестныя страсти», старец патриарх
чуял сердцем, что и он теперь шествует уже к недалекой своей
томительной, мученической кончине....
Итак, великий и радостный христианам этот день Вербного Воскресенья
прошел для Москвы в мрачной и суровой тишине. Но это было именно затишье
пред великими бурями. Поляки чувствовали крайнюю напряженность
положения и предусмотрительно стали укрепляться в Кремле; они
лихорадочно торопились приготовить оружие, собирали отовсюду на Москве
пушки и втаскивали их на кремлевские стены, чтобы громить из них русских
людей в случае восстания. И опасения их были не напрасны. Не далее, как
через день после Вербного, т. е. во вторник Страстной седьмицы,
вспыхнул в Москве страшный мятеж. Дело началось с простой, частной ссоры
нескольких поляков с русскими; но стороны были так наэлектризованы, что
ничтожная искра могла разгореться в великое пламя. Началась драка,
которая и разразилась в ожесточенное и неистовое кровoпролитие. Так как
поляки во всеоружии встретили это столкновение с невооруженной и
беспорядочной толпой народной, то конечно они скоро превозмогли,
одолели, и, как озверелые, бросились рубить и убивать решительно всех,
кто попадался — и старых и малых, и женщин и детей. Очевидец описывает
эту зверскую бойню ужасающими красками. В какой-нибудь один - два часа
перебито было до семи тысяч народа. Вероятно по преднамеренному плану,
враги решили очистить Москву от жителей и даже уничтожить весь город,
кроме нужного им самим Кремля и Китай-города. Действительно, москвичи,
спасаясь от смерти, многими тысячами кинулись из столицы по всем
дорогам, а поляки зажгли город в разных концах. Три дня пылала
Москва....
"Ты, как мученик, горела, белокаменная,
И река в тебе кипела бурно-пламенная.
И под пеплом ты лежала полоненною" –
невольно вспоминаются эти всем нам с детства памятные слова поэта.
Поляки неистовствовали на развалинах Москвы, грабили церкви, монастыри,
выбрасывали из гробниц святые мощи, срывали оклады с икон,
святотатствовали и глумились над православными русскими святынями.
Нестерпимый чад душил поляков и тяжелой тучею повис над несчастным
"сердцем Росcии". От Москвы златоглавой и ее "сорока сороков" храмов
Божиих остались груды тлеющего пепла да торчавшие там и сям почерневшие
развалины церквей, зданий, труб. Множество непогребенных тел тлело под
развалинами. Смрад разносился на десятки верст. Тысячи сбежавшихся с
окрестностей голодных собак терзали трупы.... Так провела Москва в 1611
году святейшие и знаменательнейшие дни страстей Господних и встретила
светоносный день Воскресения Христова. Три дня пылала Москва....
Великий день этот враги и изменники России встречали уже с новым
патриархом: то был лже-патриарх Игнатий, ставленник и приспешник еще
первого Лже-димитрия, проживавший в последнее время в Чудовом монастыре.
Впрочем, Игнатий, ранее лишенный собором не только патриаршества, но и
архиерейства, сам понимал свое положение и скоро потом бежал в Литву.
Куда же укрылось истинное светило церкви православной, великий
Гермоген? Он жив еще был; поляки на всякий случай сберегли его в дни
неистовства, - все еще должно быть не теряли надежды извлечь
какую-нибудь для себя пользу из могущественной всенародной силы
духовной, которая сосредоточена была в изможденном теле российского
первосвятителя. Но тем не менее он уже, так сказать, официально теперь
свержен был с престола, заточен в Чудов монастырь, где и томился в
тесной, мрачной келье, отрезанный от всего родного, русского, окруженный
свирепою, вражеской стражею.
А между тем шел, приближался и страшный суд Господень на врагов и
разорителей православной нашей отчизны. В первые же дни светлой недели,
стали придвигаться к Москве давно уже шедшие с разных концов ополченцы. В
понедельник пришел от Рязани, во главе громадной рати, Ляпунов; потом
пододвинулись калужане с Трубецким во главе, Заруцкий с казаками и т.д. С
каждым днем прибывали новые и новые отряды. Всего собралось до 100
тысяч человек. Тесным кольцом сила русская окружила поляков в
Китай-городе, а скоро уж и в Кремле только. Со дня на день врагам
становилось теснее и ужаснее. Разграбивши пред тем Москву и церкви
Божии, обремененные сокровищами, даже, говорят, стрелявшие из ружей
жемчугом, они, оказывается, забыли вовремя запастись самым дешевым и
ничтожным, но самым необходимым для человека, — именно, хлебом
насущным!... Голод скоро начал терзать их, так что они вынуждены были
питаться даже нечистыми животными.
Гибель вражеской силы и спасение России были близки. Но не пробил еще
час грозного суда Божия на врагов и еще предстояло многострадальной
России испить последнюю и чуть ли не самую горькую чашу гнева Божия. Как
великое попущение Божие, даже и в эту страшную годину обнаружилось и
принесло жестокие плоды свои исконное зло нашей славянской натуры и
жизни - взаимный братский раздор, счеты, интриги, братоненавиденьe.
Даже тут, на могиле Москвы, из-за чего-то заспорили, завраждовали
воеводы ополчений, и - краса и сила рати русской, храбрый, энергичный
Ляпунов пал от проклятой сабли какого-то казака. Эта погибель бесценно
дорогого и до крайности нужного, такого человека русского и в такую пору
была величайшим горем для России и тем более великою радостью для
злодеев ее. Смута русская и страдания отечества вследствие этого
затянулись еще на несколько и, можно сказать, самых ужасных для России
месяцев. Сила русская расстроилась, растерялась; ополчение распалось и
частями стало отодвигаться от Москвы. Русь снова предоставлена была
врагам и мятежникам; а врагов этих, как на грех, еще больше прибыло.
Кроме ляхов, снова воцарившихся на развалинах Москвы и свирепствовавших в
Смоленской области, пользуясь ослаблением России, Шведы захватили
Новгородскую страну. В Псковской области явился новый самозванец, какой
то, по словам летописи, "вор Сидорка", и уже успешно начал свое
"„обманное дело", так что в некоторых городах вынуждены были с
колокольным звоном встречать его, как "настоящего царя". Шведы тоже
стали навязывать в цари русские одного из сыновей короля своего Карла
IX; а кроме того, на восточной русской окраине, даже и в Казани, в Вятке
и других городах нашего края, стараниями между прочим честолюбивого
атамана казаков Заруцкого, уже объявлен был царем Poсcии малолетний сын
Марины Мнишек, жены первых двух самозванцев.
Итак, снова общий разброд, снова господство всяких лиходеев на Руси,
опустошение родины, поругание святыни, - словом, страшное "лихолетье",
как именно это время и прозвали старики наши. «И было тогда, по словам
современного сказателя, такое лютое время гнева Божия, что люди и не
чаяли спасения себе»
Но, к великому счастью, жив еще был доблестный святитель Гермоген, в
душе своей высокой совмещавший, можно сказать, всю силу
патриотизма русского».
Проф. А. Царевский. «Гермоген, Святейший Патриарх Всероссийский в его
самоотверженном служении бедствующему Отечеству», Отдельный оттиск из
журнала «Православный собеседник» за 1907 год. Казань, Центральная
типография, 1907, с.39-43
|
