Никогда не предполагал, что однажды мне придется выступать «адвокатом» Императора Петра I, ибо сам не раз выступал с критикой осуществленных им Великих западнических реформ. Но вот теперь приходится «заступаться» и за царя-реформатора.
Получившая ныне довольно широкое распространение огульная, безоглядная и часто совершенно несправедливая критика, в которой Государь предстает этаким убежденным безбожником, «революционером на троне», не имевшим иных целей, кроме погубления Церкви и Святой Руси, ничуть не лучше имевшего место в прошлом столь же неумеренного и бездумного почитания «священных заветов Петра Великого». Ни то, ни другое нимало не приближает нас ни к исторически объективной оценке роли Петра I в истории России, ни к пониманию того, каких ошибок нужно избегать нам в будущем.
Непосредственным поводом к написанию этой небольшой статьи стала публикация в газете «Монархист» (№62-63) работы К.Товбина «Церковно-государственные отношения при Петре I». Автор, стоя будто бы на консервативно-православных позициях, самым критическим образом оценивает действия Государя в отношении Церкви, с достойным лучшего применения прилежанием повторяя раскольничью хулу про «царя-антихриста». При этом совершенно не делается попытки разобраться в реальном положении Церкви и государства и в их взаимоотношениях в конце XVII – начале XVIII вв. Более того, из критики петровских преобразований автор делает парадоксальный для православного консерватора вывод о необходимости отделения Церкви от государства. Личность Петра I и его отношение к вере
Прежде всего, необходимо отметить, что, безусловно, Петр I ни коим образом богоборцем или невером не был. Действительно, в юности он позволял себе непристойные забавы и развлечения («всепьянейший синод» и пр.), но при трезвом рассмотрении вопроса совершенно очевидно, что это были, выражаясь современным языком, «тинейджерские выходки», а не сознательная, продуманная позиция по отношению к Церкви и религии вообще.
Петру I принадлежит ряд изречений которые наглядно демонстрируют его отношение как к вере в Бога, так и к безбожию. «Кто не верует в Бога, тот или сумасшедчий, или с природы безумный. Зрячий Творца по творениям познать должен», говорил он. И еще: «Кто забывает Бога и заповедей Его не хранит, тот при всей своей работе не будет иметь успеха и мало пользы получит».
В 1693 г. он писал матери, Царице Наталье Кирилловне: «Изволила ты писать, что передала меня в паству Матери Божией. И такого пастыря имеючи, почто печаловать? Тоя бо молитвами и предстательством не точию я один, но мир весь сохраняет Господь».
А вот взгляд Петре I на атеистов: «Они почитают себя умнее других людей, а не понимают даже того, что дерзкими своими речами обнаруживают только свое нечестие, невежество и гордость: нечестие потому, что явно презирают откровенное в Священном Писании Слово Божие, на котором Религия основывается; невежество потому, что не имеют столько разума и просвещения, сколько потребно для познания истины Христианской Религии; а гордость и высокомерие потому, что почитают себя умнее и хотят быть уважаемы более других людей в обществе и ученых мужей, доказавших основательно в своих сочинениях истину Христианской Религии, и даже предпочитают себя целым Соборам Церковных Отцов, из которых последний имел больше разума и достоинства, нежели целая толпа таких безрассудных и наглых проповедников глупости и злобы, которых правила необходимо должны произвести в гражданском обществе безпорядок и неустройство».
Известно также, что Петр I любил петь на клиросе и читать Апостола. Читал он в Великую Субботу паремии в Соловецком монастыре (кстати, основатель Голгофо-Распятского скита, подвижник и прозорливец иеромонах Иов некоторое время был духовником царя).
Петр много жертвовал на создание, возрождение и украшение храмов и монастырей. В Преображенском соборе Соловецкого монастыря его повелением в 1697 г. был построен иконостас. В этой же обители на Заячьем острове им была построена в 1702 г. церковь. После чудесного спасения от бури на Белом море в 1694 г. по молитвам к праведным Соловецким инокам Ионе и Вассиану, Петр повелел установить им местное празднование. Когда ему донесли о большом пожаре в Киево-Печерской лавре, он спросил «А икона Успения?». Доложили, что она спасена, царь ответил: «Ну так лавра цела!».
Петром I был возобновлен Новгородский Перекомский монастырь, а также знаменитая Валаамская обитель 100 лет после шведского разорения простоявшая пустой. Его повелением построен храм в Вознесенском монастыре в Смоленске. Царь сам разработал проект храма Свв. Петра и Павла, возведенного на выделенные им средства в 1705-1723 гг. на Новой Басманной ул. в Москве. На посланные им деньги в Белгороде был в 1693-1709 гг. построен первый каменный храм – Николо-Успенский. И так далее, и тому подобное: можно перечислить десятки храмов, деньги на строительство и обустройство которых направлялись Петром I. По подсчетам исследователей, только в Санкт-Петербурге его волей было возведено не менее 9 храмов.
Именно в процессе основания новой столицы для России очень ярко проявились религиозные воззрения царя. Само ее название говорит о посвящении Св. Петру. Первые здания, которые закладываются в городе – до дворцов и особняков, Летних садов и 12 коллегий, Адмиралтейства и верфей – Свято-Троицкий храм и Петропавловская крепость с Петропавловским же храмом (сначала деревянным, затем каменным). Для утверждения «Санкт-Питерсбургха» как духовного центра Петр I торжественно переносит в новую столицу мощи Св. Великого Князя Александра Невского, который в этих краях разбил шведов, и основывает Александро-Невскую лавру. Примечательны и памятники, которые ставил царь в честь своих побед над неприятелем под Полтавой и при Гангуте – церкви Сампсоньевская и Пантелеймоновская в Санкт-Петербурге.
Зная все это, можно ли говорить о Петре I, как о безбожнике и враге Церкви? Очевидно, что нет. Тем не менее, мы знаем, что его реформы нанесли Церкви серьезный урон. Говорит это о том, что царь «не ведал, что творил», исходил из неверных предпосылок и, желая принести пользу, совершил множество серьезнейших ошибок, которые самым тяжелым образом сказались в будущем.
Русская Церковь в конце XVII – начале XVIII вв.
Новоявленные критики Петра I в своих писаниях исходят из того, что Великих западнических реформ в Русской Церкви, да и в России в целом были «тишь, гладь да Божья благодать». Это, конечно, не верно. Совсем недавно Церковь пережила ряд тяжелейших, трагических событий, происхождение которых было не внешним, но сугубо внутренним, внутрицерковным.
Первым их источником была наметившаяся еще со времени печально знаменитых уний Греческой Церкви с папежниками в XV в. «суверенизация», «этнофикация», обособление Русской Церкви, почитание прочих православных «недоверами», подозрительное отношение к единоверцам на Востоке и в Европе. В XVI в. знаменитый Столглав принимает ряд сомнительных постановлений, касавшихся «догматизации» традиционной русской обрядности. Пресечение древней правящей династии и Великая Смута добавили неприязни не только к полякам и католикам, но любым иностранцам вообще.
К середине XVII в. сознание собственной религиозной исключительности вполне утвердилось в русском церковном сознании. При этом, оно сочеталось с особой приверженностью к «своему» обряду (кстати, в разных частях России довольно разномастному). И это несмотря на то, что, если взглянуть на церковные документы XVI-XVII вв., можно найти множество постановлений, приказов, распоряжений, направленных на многочисленные непорядки и искажения, в том числе и в обрядовой стороне церковной жизни. Собственно, и Стоглавый собор 1551 г. собирался, в том числе, и с целью исправления канонических нарушений, принятия мер для борьбы с невежеством духовенства и пр.
Вторым источником трагедии Русской Церкви в XVII в. невольно стал Патриарх Никон, который, как и все «ревнители древлего благочестия» искренне стремился совершенствованию церковной жизни, и, как ни парадоксально, тоже «не ведал, что творил». Его грубые, невоздержанные действия и папоцезаристская позиция в сочетании с невежеством «ревнителей»-раскольников, при «благих намерениях» и той, и другой стороны, во многом подорвали единство Русской Церкви в середине XVII в.
Общее состояние благочестия духовенства, его духовной деятельности и образованности было не на высоте. И проблема эта была застарелой. Еще в 1640-е гг. для исправления ситуации образовался «Кружок ревнителей древлего благочестия», в который входили духовник царя Стефан Вонифатьев, Федор Ртищев, Никон, Иоанн Неронов, Аввакум и др. Но начинание погубил раскол – члены «Кружка» оказались «по разные стороны баррикад».
Ситуацию «на местах» прекрасно характеризуют слова св. Димитрия Ростовского, так описывавшего положение дел в древнейшей Ростовской епархии, куда он был назначен в 1702 г.: «Сеятель не сеет, а земля не принимает, иереи не берегут, а люди заблуждаются, иереи не учат, а люди невежествуют; иереи Слова Божия не проповедуют, а люди не слушают… С обеих сторон худо: иереи глупы, а люди неразумны». И далее, «бытовые», так сказать, подробности. «Иерейские сыновья приходят ставиться на отцовские места; мы их спрашиваем: давно ли причащались, и они отвечают, что и не помнят, когда причащались… Как могут радеть о Святой Церкви люди, домашних своих к св. причащению не приводящие?». Допустим, «краски сгущены», но пишет это человек, которого никак нельзя заподозрить в попытках оклеветать или очернить Церковь, значит описанное было реальной проблемой.
Или возьмем другой пример. После присоединения к Русской Церкви временно отпавших епархий Малороссии, которые, находясь под властью Речи Посполитой подпали под латинское влияние и привнесли на Русь папежкое учение о времени преосуществления Св. Даров. Русские богословы держались православного учения. Но объяснить, доказать свою правоту они фактически оказались неспособны. За верное мнение держались по традиции, «по старине», не задумываясь, не понимая, почему именно так. В итоге аргументировано противостать латинскому влиянию смогли только ученые греки, братья Лихуды, прибывшие в Москву в 1685 г.
Главная ошибка Петра Великого
Зная все нелады и нестроения в церковной жизни, Петр I, со свойственными ему самоуверенностью, безапелляционностью и напористостью, решил и здесь «навести порядок». Будучи, пусть даже неосознанно, сторонником «передового» по тем временам учения о том, что все непорядки происходят от недостатка просвещения с одной стороны и государственного контроля, с другой, он решил эти недочеты устранить.
Не будучи укоренен в церковной традиции (тоже, кстати, интересные вопрос, почему случилось именно так; может быть, боярской олигархии, правившей от имени юных царей, следовало чуть более внимания уделять их воспитанию?), Петр начинает реформирование жизни Церкви без оглядки на историю.
Чтобы правильно оценивать действия Петра I и результаты церковных реформ, нужно усвоить принципиально-важную «точку отсчета»: царь, в меру своего понимания (надо признать – весьма ограниченного), стремился принести Церкви не вред, а пользу. И пагубность многих начинаний происходит не из злонамеренности Петра, но из непонимания им многих «самоочевидных» для нас сегодня вещей.
Кроме всего прочего, здесь мы имеем дело с очень характерным в последнее время явлением в российской историко-политической публицистике. Условно его можно назвать «обратной ретроспективой». Суть ее заключается в том, что мы, зная последствия тех или иных действий исторических персонажей, с «высоты» нашего «всеведения» легко указываем кто, где и в чем ошибся. Этот подход не просто антиисторичен, но и крайне пагубен для здравого взгляда на те или иные события. Как гласит русская поговорка: «знал бы, где падать, соломки бы подстелил». Очевидно, что для оценки каких-либо действий нужно исходить из той обстановки, в которой находится деятель, какие задачи решал и какие методы использовал.
Наше знание о пагубности результатов тех или иных мер нужно использовать для приложения усилий к недопущению подобных ошибок в будущем, а не для воздвижения хулы на исторических деятелей.
Итак, реформа Петра I была ошибочна не по намерениям, но по методам, по отрыву от вековой русской и православной традиции. Шла она по двум главным направлениям – преобразование (точнее, по сути, создание) системы духовного образования и изменение церковного управления.
Ученье – свет!
То, что вопрос с образованием стоял очень остро, ясно как из приведенных выше слов св. Димитрия Ростовского (кстати, одним из первых его действий на ростовской кафедре было открытие духовного училища), так и по тому, сколько предпринималось попыток организовать хоть какое-то обучение духовенства. Самой заметной из них было основание в Москве Славяно-Греко-Латинской академии в 1685 г. Незадолго до этого, в 1681 г. в Москве греческим иеромонахом Тимофеем была создана «Типографская школа» при Типографских казенных палатах. В 1682 г. Сильвестром (Медведевым) были основаны Заиконоспасские схолы, влившиеся затем в Академию. Некоторыми владыками создавались и епархиальные училища. Но ни системного подхода к образованию, ни стабильности в работе этих заведений не было: они создавались, упразднялись, преобразовывались и т.д.
Духовный Регламент Петра I, ставший основой его реформ в церковной сфере, давал указание об учреждении специальных духовных школ для подготовки священников. В разделе «Дела епископов» сообщается, что «вельми ко исправлению Церкви полезно есть сие, чтоб всяк Епископ имел в доме, или при доме своем школу для детей священнических, или и прочих, в надежду священства определенных».
Вводилась обязательность обучения для сыновей священнослужителей и причетников; необученные подлежали исключению из духовного сословия. Согласно Регламенту, епархиальные духовные училища должны были содержаться на средства архиерейских домов и доходов с монастырских земель.
При жизни Петра I духовные училища семинарского типа постепенно создавались в разных городах России. В Петербурге в 1721 г. открыты были сразу две школы: в Александро-Невской Лавре, другая – на р. Карповке. В 1721 г. открылась также семинария в Нижнем Новгороде, в 1722 г. – в Харькове и Твери, в 1723 г. – в Казани, Вятке, Холмогорах, Коломне, в 1724 г. – в Рязани и Вологде, в 1725 г. – во Пскове.
К.Товбин в своей статье живописует латинское влияние, которое водворилось в создаваемых Петром I школах, и указывает на причину – засилие среди преподавателей малороссийских кадров, подвергшихся католическому влиянию у себя на родине. Что ж, для части семинарий – это, может быть, и верно. Но возникает вопрос: где было взять других педагогов, если в великороссийской части страны системы образования не было вообще?
Малороссийский опыт создания учебных заведений (которые, кстати, были оплотом идейной борьбы с латинством) имеет более длительную историю. В XVI-XVII вв. немало школ и училищ было основано при православных братствах на территории Речи Посполитой. Одна из самых крупных – во Львове. В 1615 г. при типографии Киево-Печерского монастыря под покровительством архимандрита Елисея Плетенецкого был создан кружок Киевского Богоявленского братства, переросший в школу. В 1631 г. архимандритом Киевско-Печерской лавры, митрополитом Киевским и Галицким Петром Могилой была основана Лаврская школа. Через некоторое время после их объединения, учебное заведение получило статус Академии (1659 г.).
Кроме того, по сути, масштаб латинского влияния малороссийских преподавателей сильно преувеличивается. Действительно, некоторые их воззрения можно отнести к воздействию католицизма, но сами-то они католиками не были, и именно в Малороссии Православная Церковь имела наибольший опыт практического противостояния засилию латынян, поддерживаемых государственной властью. То есть проникновение в православную среду отдельных католических заблуждений – не было сознательным увлечением папежской ересью, но следствием некой «диффузии», непроизвольного смешения вероучений.
И последнее, о чем хотелось бы сказать по этой теме. Спаситель говорит: «По плодам их узнаете их» (Мф. 7,16). Именно семинарии и академии, начало которым положил Петр I, дали Церкви в XIX – начале ХХ в. целый сонм русского «ученого монашества», трудами которого развивалась духовная жизнь, возрождалась богословская мысль, рос авторитет Церкви и в народе, и в государственной жизни. Конечно, любая формализация имеет свои минусы – жизнь духа не облекается в жесткие формы, но лучше системное духовное образование, чем «свободное» невежество и раскольничье псевдохристианское начетничество.
Ликвидация патриаршества
Главный объект критики церковной деятельности Петра I – ликвидация патриаршества. Это действие трактуется некоторыми как «бесчинное самовластное насилие», и даже «разрушение канонического строя Церкви».
Безусловно, эта мера нанесла очень сильный удар по влиянию Церкви на жизнь России – прежде всего в сфере государственной жизни, и, как и многие другие действия Петра I (антимонашеские мероприятия, конфискация церковных ценностей, ограничения для белого духовенства и пр.) может и должна подвергаться критике, но здравой и предметной. По сути, ни «самовластием», ни «нарушением канонического строя Церкви», реформа ее управления не была.
Причины ликвидации патриаршества общеизвестны. В церковной среде были очень сильны оппозиционные настроения в отношении петровских реформ, и царь не хотел давать этой оппозиции естественного главу в лице патриарха.
Первым его действием в этом отношении было отложение «до лучших времен» избрания первосвятителя после смерти патриарха Адриана (1700 г.). Местоблюстителем стал митр. Стефан (Яворский). На данном этапе, по сути, не произошло вообще никакого изменения системы церковного возглавления.
Но время шло, а массовой поддержки в церковной среде западническим реформам не наблюдалось. Тогда Петр I, в целях защиты преобразований «на перспективу», решает кардинально решить вопрос с церковной властью. К 1720 г. разрабатывается Духовный регламент, подпись под которым ставят 6 митрополитов, 1 архиепископ, 12 епископов, 48 архимандритов, 15 игуменов и др. В том же 1720 г. царь собирает архиерейский собор, на котором председательствует лично и который утверждает регламент.
Далее он идет по стопам своего отца, царя Алексея Михайловича, который для низложения папоцезаристски настроенного патриарха Никона созывал собор с участием восточных патриархов (1666-1667 гг.). Петр I в 1721 г. отправляет Регламент Константинопольскому патриарху Иеремии III. В послании говорится: «Яко благопослушный превожделенныя Матери нашея Православно-кафолическия Церкве сын, содержащ всегда почтение к Вашему Всесвятейшеству, яко первому оные… архипастырю, по духу отцу нашему… По многому здравому рассуждению и совету, как с духовными, так и с мирскими чинами государства нашего, заблагоразсудили установить со властию равнопартриаршескою Духовный Синод, т.е. Высшее Духовное Соборное Правительство для управления государства нашего Церкви, из достойных духовных особ как архиереев, так и киновиархов…». Он просит также обсудить этот вопрос с другими восточными патриархами.
Иеремия III прислал Утвердительную грамоту от 23 сентября 1723 г. Она гласила: «Мерность наша по благодати и власти Всесвятого, Животворящего и Совершенноначальствующего Духа узаконяет, утверждает и объявляет, что учрежденный благочестивейшим самодержцем, святым царем всей Московии, Малой и Белой России и всех северных, восточных, западных и многих иных стран Государем-властителем, Государем Петром Алексеевичем, Императором, во Святом Духе возлюбленным и превожделенным нам братом, Синод в Российском святом Великом Государстве есть и нарицается нашим во Христе братом, Святым и Священным Синодом от всех благочестивых и православных христиан – священных и мирских, начальствующих и подначальных и от всякого сановного лица. Он имеет право совершать и установлят тоже, что и четверо алостольских святейших патриарших престола. Советуем, побуждаем и предписываем ему хранить и держать неизменными обычаи и правила Священных Вселенских Святых Семи Соборов и прочее содержимое Святою Церковью и пребудет непоколебимым во веки». Такого же содержания была получена и грамота патриарха Aнтиoxийского Афанасия.
Безусловно, реформа была нарушением традиции. Но можно ли трактовать ее как самочиние? Очевидно, что нет: «добро» было получено как от русских архиереев, таки и от восточных патриархов, которые никогда позднее не оспаривали православности Русской Церкви.
То же самое касается и «нарушения канонов». Ни один из канонов не указывает на необходимость патриарха для возглавления Церкви. Для этого требуется епископ, а титул его значения не имеет. Вопреки расхожему мнению, главой Синода был не Обер-прокурор («Око государево»), а Президент (впоследствии – Первенствующий член Св. Синода), первым из которых стал Стефан (Яворский).
Опять же, вопреки расхожему мнению, Петр I не требовал признания себя «главой Церкви». Выдвигая такую версию, хулители царя обычно возмущенно напоминают, что Глава Церкви – суть Сам Спаситель, а Петр, де, «претендовал на обожествление». Это, безусловно, вздор. Во-первых, те же самые «ревнители» преспокойно именуют «главой Церкви» патриархов (или они тоже «претендуют на обожествление»?). А во-вторых, царь именовался «судией Духовной Коллегии», т.е. арбитром, выносившим суд в спорных случаях, когда Синод не мог прийти к единому мнению (между прочим, точно такую же роль на I Вселенском соборе играл св. царь Константин, волею которого, вопреки позиции относительного большинства был утвержден православный Символ веры).
Таким образом, каноническая иерархическая система православного епископата сохранялась, а нарушалась – опять же – традиция. Сколько не называй созданную систему «протестантской», как это делает К.Товбин, антиканонической она не станет.
Резюме
Оставим без комментариев рассуждения о личности и деятельности Петра I, почерпнутые К.Товбиным на раскольнических Интернет-ресурсах. Изучать историю царя Петра по этим источникам – ровно то же самое, что исследовать раннее христианство, опираясь на писания талмудистов.
А вот выводы, которые он делает, нуждаются в хотя бы кратких замечаниях. В принципе, результирующие размышления К.Товбина не блещут оригинальностью, хотя обычно выдвигают их не с псевдоправых, а с откровенно левых позиций. Главная задача, по его мнению, - не допустить церковно-государственного союза, «отделить Церковь от государства».
Отметим, история не знает ни единого примера такого «отделения», которое пошло бы на пользу Церкви. Индифферентность государственной власти к Истине Божией, равное отношение власти к Церкви Божией, еретикам, раскольникам и самочинным сборищам, а также иноверцам, ведет к полному уходу власти от функций, установленных для нее Самим Господом, а в равной степени поддерживает распространение всевозможных лжеучений и претолкований. Может ли адекватный христианин требовать свободы проповеди сатанизма или язычества? Может ли он настаивать на свободе распространения лжеучений и хулы на Духа Святого? А ведь если государство отделено от Церкви, оно обязано обеспечить такое равенство.
Да, Церковь Божия может и должна существовать в нехристианском и даже антихристианском окружении. Но это не значит, что она не может стремиться к устроению всего человеческого общества по заповедям Христовым, преображению всех сфер человеческой жизни – в том числе и государственности – в христианском духе.
К.Товбин, вслед за прямыми врагами Церкви, вещает об огосударствлении Церкви, в то время когда надо говорить о воцерковлении государства. Вроде и похоже, но по существу, смысл меняется кардинально (арифметическое «от перемены мест слагаемых сумма не изменится» здесь явно неуместно), но это тема для отдельной статьи.
Никогда не предполагал, что однажды мне придется выступать «адвокатом» Императора Петра I, ибо сам не раз выступал с критикой осуществленных им Великих западнических реформ. Но вот теперь приходится «заступаться» и за царя-реформатора.