"Я надеялся найти горсть героев, способных сохранить и взрастить те качества, которыми создавалась и стояла Россия".
Русский генерал Иван Тимофеевич Беляев (1875-1957) - главный военный советник парагвайской армии.
Из-за потрясений, выпавших на долю России в начале минувшего века, - революции, гражданской войны, большевистского террора, лишились родины миллионы наших соотечественников. Жизнь разбросала их по всему свету. И все же российская диаспора оказалась удивительно жизнеспособной. И дело не в устройстве личных судеб: в эмигрантских кругах было много образованных и трудолюбивых людей, которым удалось адаптироваться в чужой социальной и экономической среде. Главное то, что эти люди не только сумели сохранить русскую культуру, язык и православную веру, но и передать эти ценности своим детям, которые не растворились среди местного населения, а сберегли национальную идентичность.
Пути российской диаспоры различны, однако эмигранты, как правило, не оказывали существенного экономического влияния на приютившие их государства. Даже относительно крупные и успешные компании с русским капиталом со временем поглощались национальными фирмами и банками. В Европе ни одна русская фирма не устояла в период экономической депрессии 30-х годов и второй мировой войны. Единственным исключением оказалась российская диаспора в странах Латинской Америки, где выходцы из России фактически поставили на ноги агропромышленный комплекс.
Русская Латинская Америка
Сегодня в Южной Америке насчитывается около 600 тысяч русских и русскоязычных жителей. В основном это потомки первой и второй волн эмиграции из России, поселившиеся в Аргентине, Парагвае и Уругвае. Выходцы из России появились на этой земле гораздо раньше. В столице Уругвая Монтевидео еще в середине XIX столетия был воздвигнут памятник первым поселенцам-славянам, а Буэнос-Айрес уже почти десять лет украшает монумент …Тарасу Шевченко.
У российско-латиноамериканских миграционных связей давняя история. Например, в Аргентину дорогу нашим соотечественникам проложили во второй половине XIX века немецкие колонисты-меннониты из Нижнего Поволжья, бежавшие из России в Южную Америку от введенной Александром II всеобщей воинской повинности. Эмиграция обрусевших поволжских немцев в Аргентину проходила в несколько этапов и достигла в общей сложности 7--9 тысяч человек. В наиболее выигрышных условиях оказались первые партии поселенцев, обосновавшиеся в провинциях Энтре-Риос (в районе города Диаманте) и Буэнос-Айресе (в окрестностях Олаваррии). Землю в безлюдной местности, недавно отвоеванной у охотничьих племен пампы, правительство предоставило новым колонистам по крайне низкой цене.
Считается, что именно поволжские немцы приступили к активному культивированию на аргентинской земле хлебных злаков, которые до того имели лишь вспомогательное значение при развитом здесь скотоводстве. Вскоре зерновые наряду со льном составили главное экспортное богатство страны. Благодаря поволжским немцам на Ла-Плате появились высокоурожайные сорта русской красной озимой пшеницы. Из маленького укрепленного пункта Олаваррия меннониты создали процветающий город и важный железнодорожный узел. По словам русского посланника А. С. Ионина, "Олаваррия привлекла множество колонистов в эту пустующую до сих пор пампу и теперь сделалась благоденствующим городом, а ее окрестности на большом пространстве напоминают, как хлебопроизводительная местность, нашу Херсонскую губернию или, еще лучше, Бессарабскую". Помимо этого колонисты занялись таким прибыльным делом, как селекция новых пород лошадей, поскольку местные были непригодны для езды в городе. Впечатляющие успехи немецких колонистов открыли путь в Аргентину другим российским подданным.
Русские земледельческие колонии появились в Южной Америке в середине 20-х годов прошлого века. Правительство Аргентины было заинтересовано в заселении неосвоенных земель и включении их в экономический оборот, поэтому оно поощряло приток рабочей силы и потенциальных фермеров. Со своей стороны, Лига Наций, стремясь избавиться от проблемы русских беженцев, всячески поддерживала идею переправки их в Новый Свет, правда, в основном на словах. Впервые дискуссия о расселении российской эмиграции разгорелась в 1921 году, но даже к концу 1925 года ни ссуд, ни кредитов беженцам из России Лига Наций так и не выделила. Активную позицию по этому вопросу занимали эмигрантские союзы и общества начиная с "Центрального объединенного комитета русских общественных организаций" в Константинополе и заканчивая обществом "Русская земледельческая колония" в Праге. Их заинтересованность понятна: переселение беженцев из России сулило им значительные кредиты и ссуды от различных международных благотворительных организаций и фондов. Этот взаимный интерес и обусловил то, что вопрос о русской колонизации Южной Америки сдвинулся с мертвой точки.
В Латинскую Америку из России отправились в основном бывшие белогвардейцы и казаки. Многие из них занялись на новой родине сельским хозяйством. Процесс становления в эмиграции протекал с колоссальными трудностями. Беженцы, не обладавшие средствами мало-мальски достаточными для обзаведения собственным хозяйством, устраивались, зачастую с большим трудом, на сезонные работы - уборку урожая, а также привлекались в качестве неквалифицированных рабочих на строительстве, на лесопилках и железных дорогах. Впрочем, из-за языкового барьера и незнания местных обычаев даже эти виды работ были не всегда доступны для русских. Однако стремление преодолеть ассимиляцию и сохранить привычный уклад жизни неожиданно помогло в экономическом отношении. В русских деревнях традиционно важную роль играло многопрофильное подсобное хозяйство. Это позволило поселенцам сбывать на месте те сельхозтовары, которые местные фермеры, специализировавшиеся, как правило, на одном виде продукции, не производили. Продажи молока, масла, кур, яиц решали проблему безденежья и избавляли поселенцев от расходов на транспорт, в ту пору дорогой из-за неразвитой инфраструктуры и постоянных перебоев, связанных с забастовками. Со временем многие из новоиспеченных фермеров добились впечатляющих успехов.
Сегодня почти две трети аргентинской агропродукции производится на землях и предприятиях освоенных и основанных выходцами из России.
ХЕНЕРАЛЬ БЕЛЯЕФФ
"Если нельзя было спасти Россию, можно было спасти ее честь".
Российские беженцы преуспели не только на сельскохозяйственной ниве Южной Америки. Кадровые военные, ветераны первой мировой и гражданской войн составили цвет парагвайской армии.
Одним из первых ступил на землю Парагвая генерал Иван Беляев. Человек высокой культуры, невероятно работоспособный и любознательный, обладавший незаурядной способностью располагать к себе людей, он быстро обосновался в здешних краях и разослал письма-приглашения своим знакомым, однополчанам и другим друзьям по несчастью — изгнанным с юга России и осевшим в Константинополе. Его рассказы о далекой латиноамериканской стране, куда наверняка не долетят обжигающие ветры революции, стране бескрайних девственных просторов, плодороднейших земель и больших возможностей для людей образованных, энергичных и деловых, быстро разошлись кругами в среде искалеченной русской эмиграции. Самые отчаянные и отчаявшиеся вернуться на Родину один за другим потянулись на зов Беляева в неизвестные заокеанские края.
Парагвай встретил их радушно, как и всех иммигрантов. Но помощи им ждать было не от кого, становиться на ноги, конечно же, приходилось самим. И для многих первые годы были очень и очень нелегкими. А вернуться они уже не могли — их сбережения, то, что удалось захватить при поспешном бегстве из России, были весьма скудны. Путь назад был отрезан окончательно. Оставалось смотреть вперед и рассчитывать только на свои силы.
Сил у них хватило, а блестящая военная, техническая и научная подготовка, высокий уровень культуры в сочетании с русской способностью к труду помогли им и обжиться, и даже вскоре громко и достойно заявить о себе. Не прошло и десяти лет, как о «белых русских» узнал весь Парагвай. Генерал Беляев с группой топографов и землемеров отправился на освоение одного из самых суровых и необжитых краев страны — северо-западного, приграничного с Боливией района Чако. К началу 30-х годов Чако был исхожен и обмерен вдоль и поперек, а жившие там индейцы, до этого очень настороженно и даже враждебно относившиеся к белым пришельцам, благодаря уникальной контактности и исключительным душевным качествам русского генерала стали союзниками Асунсьона. Результаты работы экспедиции Беляева неоценимо пригодились Парагваю в 1932 - 1935 годы, когда в Чако вторглись войска соседней Боливии. Плохо знавшие местность боливийцы оказались в крайне сложном положении, да и индейцы тоже встретили их как чужих. В отличие от агрессоров парагвайская армия имела подробные «беляевские» карты, а те же индейцы, тоже благодаря ему, с готовностью помогали ей, служили проводниками, снабжали солдат водой и продовольствием.
До этой войны ни один из русских иммигрантов не имел парагвайского гражданства. С началом военных действий власти предложили им «стать парагвайцами» и право пойти на военную службу. «Истосковавшиеся по запаху пороха русские военные романтики приняли предложение и поставили на службу своей новой родине все свои знания и богатый военный опыт» — так писал о них один из парагвайских историков. Они и в самом деле согласились, но влились в ряды вооруженных сил в качестве добровольцев. Действительно, с их стороны это был жест благодарности стране, приютившей их в трудный час. Право быть гражданами Парагвая они завоевали на поле боя, своим потом и кровью.
«…Мы медленно и мучительно шли вперед, а сельва становилась все гуще. Она поглощала всю нашу энергию, и в конце каждого дня мы понимали, что прошли меньше, чем накануне. Жара и влажность отупляли, начала мучить жажда, утолять которую удавалось лишь частично за счет мясистых корневищ растения, зовущегося иби-а, и длинных, колючих листьев карагуаты, в ложбинках которых после дождей скапливалась влага. Первая ночь в сельве запомнилась навсегда. Звезды над головами казались такими близкими – протяни руку, и дотронешься. Жизнь леса не замирала ни на мгновение: крики дневных птиц – попугаев, туканов и всякой прочей мелочи, ночью сменялись уханьем филинов и сов, стрекотанием невидимых насекомых. Иногда густой, черный бархат ночи разрывали зеленые огоньки чьих-то глаз. И все время в напоенной запахами растений темноте леса что-то двигалось, ползало и шуршало. Поначалу заснуть было невозможно. В этой непроглядной тьме трудно было увидеть даже кончик собственного носа. Наши проводники ориентировались по запахам и звукам, а мы чувствовали себя беспомощными перед лицом дикой природы. Наутро все повторялось снова – лес, рубка, жажда. Вечерами под тропическими звездами звучали русские песни и арии из опер…..
...Дальше произошло то, что никто из нас, бывших в то утро на поле боя – ни парагвайцы, ни боливийцы, не смогут забыть до конца своих дней. Орефьев приказал всем выйти из окопов, построиться в цепи и примкнуть штыки. Выйдя вперед с обнаженной саблей, он, как на параде, повел людей на укрепления, не замечая свиста пуль. Завороженные этой картиной, солдаты встали в окопах и высунулись из-за заграждений, чтобы лучше видеть ту горстку отважных и их удивительное презрение к смерти. Взошедшее солнце играло бликами на остриях штыков и рисовало золотые нимбы над головами бравых парагвайцев, в торжественном молчании чеканивших шаг за своим капитаном. Враг, потрясенный их мужеством, на некоторое время прекратил огонь, и слова Орефьева: «Вперед, на Бокерон! Вива Парагуай!» звучали в полной тишине. «Когда до передового укрепления оставалось лишь несколько метров, - продолжает майор Фернандес, - Орефьев скомандовал: «В атаку!». Но в этот момент боливийцы, очевидно, пришли в себя и открыли шквальный огонь. Одним из первых пал доблестный русский капитан. Когда героя принесли на мой командный пункт, его последними словами были: «Я выполнил приказ. Прекрасный день, чтобы умереть!» («lindo dia para morir”). Мне рассказывали, что этот молчаливый человек, больше похожий на профессора, чем на военного, образец стоического спокойствия, столь характерного для людей славянской расы, по утрам любил пошутить перед строем: «В такой день не умирают!» («No es dia para morir!”)…«О, командир! – писал в дневнике лейтенант третьего батальона Х. Катальди, - мы всегда будем помнить Твое величие, самоотверженность и преданность нашей бедной, но героической стране. Ты хотел видеть ее торжествующей, строящей великое мирное будущее. Спи с миром. Имя Твое останется вписанным в нашу историю, сохранится на алтаре воспринявшей Тебя новой родины, ради ее живущих и будущих поколений». Так погиб первый из русских добровольцев, пошедших на Чакскую войну. Он был похоронен со всеми почестями в Исла-Пои. Потом гроб был перенесен в Асунсьон, на кладбище Реколета. В ноябре 1932 г. именем «Ореффьефф» был назван бывший боливийский фортин Хайкубас, к северо-западу от Бокерона….»*
Вклад русских военных, инженеров и ученых в победу над боливийскими войсками огромен. Под их командованием успешно воевали пехотные батальоны и артиллерийские батареи на всех фронтах. Они обучали своих парагвайских коллег искусству фортификации, бомбометания, современной тактике боя, своим примером и героизмом не раз поднимали солдат в атаку, а их гибель всегда была достойной славы русского офицера. Сегодня, проезжая по Асунсьону, то и дело можно встретить названия улиц с трудными для испанского языка названиями: «Капитан Блинофф», «Майор Касьянофф», «Полковник Бутлеров», «Инженер Кривошеий», «Профессор Сиспанов»... Фамилии павших русских офицеров можно прочесть и на мемориальных плитах в Пантеоне Героев. Парагвай высоко ценил поступок «русских военных романтиков». Многие были отмечены высшими воинскими наградами, многим поставлены памятники, и более дюжины улиц столицы названы их именами.
Иммиграция — мир особый. Пока всем трудно, она сплоченная, люди помогают друг другу. Так было и здесь. Без взаимной выручки русским было бы трудно подняться на новой земле.
В 1924 году, когда Иван Тимофеевич Беляев бросил клич приезжать в Парагвай, одними из первых приехали - генерал Эрн, инженеры Борис Маковский, Георгий Шмагайлов, Александр Пятницкий, Евгений Авраменко, Вадим Сахаров, военный врач Евгений Тимченко, артиллеристы Игорь и Лев Оранжерёвы. В 1925 году по специальному приглашению парагвайского правительства в Асунсьон прибыл бывший профессор петербуржской Инженерной Академии Сергей Бобровский, который сразу возглавил группу русских «технарей», основавших «Союз Русских Техников в Парагвае». Этот союз, в свою очередь, подвигнул переехать в Парагвай инженеров Алексея Каширского, Александра Богомольца, Бориса Воробьева, Владимира Башмакова и других, сформировавших впоследствии Национальный Департамент Общественных Работ. Именно они спроектировали современную сеть парагвайских шоссейных дорог. Физико-математический факультет асунсьонского университета был создан при прямом участии русских. Первым деканом нового факультета стал Сергей Бобровский; среди профессуры числились Георгий Шмагайлов, Серей Сиспанов, Сергей Конради, Николай Кривошеин и Николай Шарский. В 1928 г. была освящена русская православная церковь, при которой существовала приходская школа под руководством Анны Кусковой. Существовал «Комитет русских женщин», Общество взаимопомощи. Княжна Надин Туманова основала Школу Лирического Пения, откуда вышли первые профессиональные парагвайские певцы и певуньи. Агриппина Войтенко открыла Школу Классического Танца…
6 февраля 1932 года в Парагвае было зарегистрировано «Культурное общество Русская библиотека». Его цель, говорилось в Уставе, «созидание библиотеки с преобладанием книг на русском языке для пропагандирования русской литературы... русского национального искусства, проведения выставок, лекций, научных экскурсий, собраний для обмена идеями» и т. д. По сути дела, это был первый опыт сплочения их землячества.
А тем временем они вместе создавали первый в стране политехнический институт, где впоследствии получило высшее образование большинство нынешней технократической элиты этой страны. Они открыли первую школу балета, русские специалисты заложили основу современной энергосистемы Парагвая и его дорожной сети, нет такого уголка в стране, где бы не побывали русские землемеры.
Но шли годы, люди окончательно освоились, зажили хорошо, и сложившиеся ранее солидарные связи стали таять, каждый уже был сам по себе. Мужчины переженились на парагвайках, женщины повыходили за парагвайцев. И наступило, казалось бы, неизбежное — русский дух некогда крепкого землячества стал рассеиваться, русский язык в семьях стал размываться испанским и гуарани. Кто-то еще держался друг друга, но это были лишь разрозненные ячейки. Единственное, что собирало их вместе,— это церковь. Да и то «своего» священника у них не было. Для богослужений к ним приезжал батюшка из Буэнос-Айреса, но и то лишь по большим праздникам.
После 1985 года они почувствовали, что многое может измениться и для них. И тяга к объединению вновь охватила всех, рассеявшихся было по городам и весям Парагвая. Возникла инициативная группа. В нее вошли Святослав Канонникоффым, крупный судовладелец, сын тоже крупного судовладельца и военно-морского капитана из города Николаева, внук поручика Добровольческой армии архитектор Николас Ермакофф, учитель математики Роберто Сиспанов — внук скончавшегося в Асунсьоне выдающегося математика Сергея Шишпанова, почетного члена нескольких западных математических обществ, имевшего переписку с самим Эйнштейном, инженер Игорь Флейшер — потомок выходцев из Прибалтики, на протяжении десятка лет занимавший посты директора ведомства промышленного планирования и заместителя министра промышленности Парагвая, и другие. Они начали казавшееся на первых порах проигрышным дело. Но на их призыв тотчас откликнулось более ста семей. И «Ассоциация русских и их потомков в Парагвае» была создана.
Вплоть до 90-х годов в России Парагвай представляли исключительно в черном цвете: парагвайский лидер Альфредо Стресснер, правивший страной с 1954-го по 1989 год, был ярым антикоммунистом. Однако он всячески поддерживал русскую диаспору и лелеял ее самобытность. По словам Стресснера, "многие тысячи одаренных, культурных людей из бывшей России стали достойнейшими гражданами и патриотами своей новой родины -- Парагвая. Мы обязаны ценить и помнить их вклад в укрепление обороноспособности и в развитие экономики нашей страны..."
Но "русский Парагвай" - это не только история. Сегодня здесь проживают около 30 тысяч выходцев из Российской империи и СССР, преимущественно русские. Они работают в сфере образования, науки, в сельском хозяйстве. Здесь, на когда-то целинных землях на севере и западе страны, до сих пор сохранились колонии толстовцев, основанные еще в первые годы ХХ века.
P.S. КОЛОНИЯ ЖИВА
Последний пик русской эмиграции в Латинскую Америку пришелся на середину XX века. Однако колония до сих пор жива. Теперь в одном только Буэнос-Айресе насчитывается около ста тысяч русскоязычных эмигрантов и их потомков. Живут они здесь распыленно, за исключением Шварцвальде -- района в пригороде Буэнос-Айреса, где на базе двух казачьих колоний вырос компактный жилой массив. Из сохранившихся до наших дней нескольких очагов земледельческой эмиграции следует отметить колонию русских старообрядцев в Чоэль-Чоэле, по среднему течению Рио-Негро, в одноименной провинции на юге Аргентины. Последняя волна эмиграции в эту страну совпала с перестройкой. И хотя эта эмиграция носит скрытый, завуалированный характер, новые эмигранты могут стать реальным фактором, способствующим возрождению русской колонии. До середины 50-х годов славянской диаспоре покровительствовал советник аргентинского президента Х. Д. Перона по антипартизанским операциям русский генерал Борис Смысловский-Хольмстон. Теперь ситуация изменилась. Местные власти не особенно заботятся о русской диаспоре. Сейчас это прерогатива бизнесменов и благотворительных фондов.
В Уругвае дела обстоят иначе. Власти поддерживают режим благоприятствования славянской диаспоре. Госучреждениям вменяется в обязанность оказывать социальную, финансовую и иную помощь как эмигрантам-старожилам, так и вновь прибывшим. Ныне в стране действует порядка десяти славянских организаций, объединяющих приблизительно 70 тысяч эмигрантов из Российской империи и СССР и их потомков. Преимущественно это белорусы и украинцы (около 65%). Русская диаспора представлена главным образом бывшими сектантами протестантского толка и староверами, в массовом порядке приехавшими в эту страну на рубеже ХIХ--ХХ веков: их потомки в основном фермеры. Уругвайская целина была поднята эмигрантами-славянами. В знак благодарности за этот титанический труд новая родина закрепила земельные участки за их семьями в вечное пользование.
Статью на основе опубликованных в Русском Интернете публикаций составила Галли Монастырева
* в статье использованы материалы из книги «Русский Парагвай» Б.Ф. Мартынова
"Я надеялся найти горсть героев, способных сохранить и взрастить те качества, которыми создавалась и стояла Россия".