Вряд ли какая-нибудь другая национальность в Австрии может порассказать так много о своих прошлых страданиях, как австрийские малороссы.
Местоположение их - "на перепутье" славянства - способствовало тому, что они являлись постоянным объектом борьбы между католиками-немцами и славянами-русскими, оспаривавшими друг у друга права на господство в Червонной Руси. Нет ничего удивительного в том, что эта вивисекция оставила глубокие следы на малороссах в Австрии.
В 1350 году, с прекращением правившего в Червонной Руси рода князей Галицких и Владимирских из дома Рюрика, малороссы подпали под власть польского короля Казимира, причем последний счел себя обязанным дать венгерскому королю Людовику Великому, имевшему одинаковые с ним права на это наследство, 100 000 золотых дукатов отступного за отказ от притязаний на Червонную Русь. Правление Казимира не было счастливым для порабощенных малороссов. Этот король, фанатичный католик, не брезгал никакими средствами для насильственного истребления в Червонной Руси всего народного, русского, национального, в особенности же Православия. Поэтому нельзя и удивляться тому, что после его смерти в православных церквах вместо панихид и заупокойных богослужений служились благодарственные молебны. Но радость православных была кратковременна. После семилетнего правления гуманной дочери Людовика Великого Червонная Русь снова подпадает под власть Польши. Пользуясь затруднительным положением венгерской королевы Марии, занятой на своей родине усмирением восстания, поднятого аристократией, сестра ее, королева Гедвига, вторая дочь Людовика Великого, захватила, под давлением польской шляхты, Червонную Русь. Эта оккупация оказалась вечной.
С этой минуты для Червонной Руси наступает период мучений, продолжающийся уже целые столетия. Русские православные церкви были закрыты, православное дворянство подвергалось полонизации и обращению в католичество, в случае же отказа перейти в латинскую веру упорствующие теряли свое социальное и политическое положение. До сих пор свободные крестьяне были закреплены в холопство.
Но русский православный народ встал на защиту своей национальности и веры, возникла медленная и упорная внутренняя культурно-национальная борьба.
Польская шляхта смотрела на эту полонизацию русских областей как на возложенную на нее культурную миссию в интересах Рима и латинского католичества.
Дворянские роды Червонной Руси упорно противились этой латинизации, считая ее первым шагом к введению в Червонной Руси западнеевропейского феодального строя. Для прекращения этой долголетней междоусобной борьбы между польскими магнатами и шляхтой, королем польским и русским дворянством было решено формальным актом укрепить соединение Польши с Литвою и присоединенными к последней русскими областями. Акт этот, изданный в 1569 году в городе Люблине, известен в истории под именем Люблинской унии.
В силу этого акта Польша и Литва с русскими областями составили одну Речь Посполитую, то есть Польскую Республику, причем, впрочем, во многом Литва и Польша сохранили отдельное управление и обеим частям государства гарантировалось равноправие. Этот международный договор, определяющий права и преимущества литовского и малороссийского дворянства, впоследствии подтверждается новым договором общегосударственного характера. В этом дополнительном союзном договоре является впервые и третий участник союза - горожане. За политической унией следует церковная - признание главенства папы над православными. Папа Казимир VIII в своей бумаге "Magnus Dominus" посылает свое благословенье усердно обращаемому в католичество русскому народу "nationi Russorum sen Ruthenorum" на предстоящую церковную унию православного населения Червонной Руси и Литвы с Римом. В 1596 году в Бресте только меньшинство собравшихся на собор русских и литовских епископов признали Римского папу главою Русской Православной Церкви; тем не менее была провозглашена Брестская уния и возникла так называемая греко-католическая, или униатская церковь. Но литовское и русское население, верное Православию, враждебно встретило Брестскую унию. Униатские епископы, подписавшие унию, были изгнаны или убиты. Среди бела дня, во время богослужения был убит ударом топора в голову епископ Полоцкий Иосафат Кунцевич, причисленный католическим духовенством к лику святых. Труп его возбужденная толпа бросила в реку. Таково было начало религиозной унии, продолжение и конец которой ознаменовались упорной кровопролитной борьбой. Люблинская уния определяла политические права и обязанности дворянства всех трех признавших унию провинций, подвластных польской короне: Польши, Червонной Руси и Литвы. Брестская церковная уния имеет более обширное значение. Она является не столько угрозой самобытности православной Церкви и православного духовенства, сколько сетями, которыми поляки хотели опутать искони пользовавшихся полной свободой горожан, крестьян и мастеровых Червонной Руси. Руководившие этой унией феодалы-магнаты немедленно приступили к закрепощению неофитов с целью превратить их в своих холопов. Но малорусский и литовский народы вступили с притеснителями-поляками в отчаянную борьбу, отстаивая свою свободу и самобытность.
В конце XVI и в начале XVII века дело доходило до социальных и национально-политических междоусобиц. До народного восстания, длившегося почти целое столетие.
По Днепру и по берегам Черного моря, в Южной Украине, расположилась Запорожская Сечь, где жило вольное свободное казачество, проникнутое крайними республиканскими идеями. Храбрые, свободолюбивые казаки решили грудью отстаивать свою независимость, свободу своих необозримых широких степей, своего лазурного неба. В ответ на насилия поляков казачество поднялось, поспешно вооружилось и приготовилось к отважной, кровавой борьбе. Ряды запорожцев постоянно пополнялись беглецами. Все недовольные, ушедшие от преследования ненавистных чужеземных "панов" элементы находили приют и ласковый прием на Сечи, будь то дворяне, горожане или холопы. Восстание, начавшись на берегах Черного моря, распространилось до самого Немана и до Карпат. Все живое, сильное, способное держать в руках оружие население восстает против польского ига, против крепостничества, против попыток обратить в рабов-холопов свободных русских православных граждан. Простой казак по имени Богдан Хмельницкий, у которого польский шляхтич Чаплинский с помощью солдат похитил молодую красавицу жену, становится во главе восставших масс. Борьба сопровождается страшными жестокостями. В пламени гибнут роскошные замки, монастыри и города, в кровопролитных сражениях и под ударами убийц погибает беспощадно польское дворянство и латинское духовенство. Площадь восстания, все увеличиваясь, доходит до Збаража, Зборова, Сокаля и Львова. На католическом соборе во Львове до сих пор висят, спускаясь с крыши на коротких цепочках, пушечные ядра "батька" Богдана Хмельницкого. До сих пор народное предание указывает в монастыре Бернардинского ордена колодец, в который польское дворянство побросало огромное количество трупов православных, приглашенных поляками на обед и обезглавленных ими. Историк Костомаров тоже приводит этот факт как доказательство обостренности отношений поляков и русских во время этой междоусобной борьбы и также рассказывает о том, что все трупы предательски убитых русских были брошены в колодец. Какое вероломное нарушение гостеприимства; кто знает, может быть, организаторы этой жестокой мести заранее получили благословение на это преступление и отпущение своего греха.
Народные сказания этой эпохи также полны кровавых эпизодов великой борьбы малорусского народа за веру и свободу.
Так, предание рассказывает, что один из запорожских полковников заколол кинжалом своего собственного любимого сына за то, что он женился на красавице польке-католичке.
Много трагических, с примесью иногда и комического элемента, сцен, много доблестных боевых подвигов, ночных изменнических нападений, предательств записано современниками этой героической борьбы с польским насилием. Известен также эпизод похищения в Варшаве молодой польской красавицы казаком на глазах ее обезоруженного отца. Все эти сцены послужили сюжетами для картин известнейших художников: Репина, Брандта, Маковского, Ковальского и других.
В литературе мы также находим отражение этой эпохи: захватывающие, полные драматического интереса сцены и описания этой борьбы на жизнь и смерть между притесняемыми православными и притеснителями-католиками изображают известные русские и польские писатели: Гоголь, Сенкевич и другие.
В 1653 году оканчиваются эти братоубийственные войны. Суровый, храбрый гетман Богдан Хмельницкий, видевший бесполезность дальнейшей самостоятельной борьбы с Польшей, созвал в Переяславле Великом раду, то есть общий сход всех своих казаков, и сказал запорожцам, что собрал их, во-первых, для обсуждения его предложения о немедленном прекращении жестокой кровопролитной войны, а во-вторых - для обсуждения дальнейшей судьбы Сечи, доселе независимой и пользовавшейся самоуправлением.
После кратких обсуждений все собравшиеся в ответ на подробный опрос гетмана воскликнули: "Водим под царя русского православного". "Да благословит и укрепит Господь единство и неделимость России!" - таков быль единогласный приговор народа.
Этот исторический момент присоединения Малороссии к Русскому государству увековечен в Киеве памятником доблестному гетману Богдану Хмельницкому, изображающим гетмана верхом на степном коне с вытянутой рукою, держащей гетманскую булаву. Вся Россия участвовала в постановке великолепного памятника храброму и дальновидному гетману. На высоком гранитном пьедестале памятника золотом выгравированы слова: "Богдану Хмельницкому - единая неделимая Россия".
Переяславский договор не уничтожил глубокой вражды между религиозно-политическими, демократическими стремлениями малороссов и польскими феодальными стремлениями магнатов и шляхты. Эта вековая вражда снова привела к жестокой борьбе, которой не предвиделось и конца. В разных областях, подвластных польской короне, нередко вспыхивали восстания. Еще в 1768 году восстали в Умани сильно притесняемые малороссийские крестьяне-казаки, так называемые гайдамаки, против владычества польских панов и иезуитов. Предводимые казаками Гонтой и Зализняком, гайдамаки убили несколько тысяч шляхтичей и евреев в так называемой крепости Умань, резиденции воеводы графа Потоцкого. Эта резня является новым доказательством глубоко вкоренившейся социальной и религиозной вражды. К сожалению, эта вражда ничему не научила поляков, нисколько не исправила отношения польской шляхты к малороссам, не улучшила судьбы последних. Последствием же ее было ускорение распадения Польши. Эта борьба с Малороссией нанесла Речи Посполитой последний смертельный удар.
В то время окончательно установилось политическое положение Сечи. Русские самодержавные государи прилагали все усилия к тому, чтоб организовать управление Сечи, цивилизовать казачество. Императрица Екатерина II окончательно уничтожила вольную Запорожскую Сечь; последняя, впрочем, уже потеряла к этому времени свое историческое значение - служить на юге оплотом против набегов татар, на западе - отстаивать русскую народность и самобытность от притязаний польских магнатов и иезуитов.
Сыграв до конца свою историческую роль, Сечь, как самостоятельная область, должна была поэтому исчезнуть с политической карты Европы, а малороссийские области, которые принадлежали еще Польше, были разделены между соседними державами.
Галиция вступила в 1772 году в австрийский союз государств, вследствие прав на эти земли, предъявленных венгерской короной. После упорной и трудной борьбы, после тяжелого крепостничества галичане неожиданно получили с присоединением к Австро-Венгрии временное облегчение своей участи, их даже всячески ублажали, но, конечно, это неожиданное благоволение к православным галичанам явилось результатом политических соображений: правительство преследовало тщательно разработанный государственный план. Австрийскому правительству нужны были здоровые, храбрые солдаты для борьбы с сословными привилегиями, этим пережитком феодального строя. Австрийские государи хотели подчинить своей власти свободолюбивых и независимых магнатов-аристократов. Чтобы завербовать на свою сторону галичан, правительство решило дать им сравнительную свободу. Так, было ограничено в Галиции время обязательной работы на помещика (барщины), мастеровые получили вольные грамоты. Была организована защита несведущих в законах горожан от произвола лиц местного управления. Заботясь о насаждении культуры и просвещения в галицком народе, правительство открыло семинарии; Львовский университет подвергся коренной реформе, в нем было даже введено чтение некоторых лекций на русском языке - словом, правительство стремилось превратить бесправных холопов-малороссов в преданных австрийской монархии свободных граждан.
В таких сносных условиях малороссы Галиции и Буковины жили до 1848 года. В этом году, как известно, почти все народности, входящие в состав австрийской монархии, подняли восстание. Во Львове и в других местностях Галиции польская интеллигенция также организовала вооруженное восстание, ставя лозунгом борьбу с абсолютизмом. Но австрийское центральное правительство приняло свои меры предосторожности и организовало контрреволюцию в форме национальной гвардии.
Кроме того, правительство оказало венгерским малороссам большую честь избранием в генерал-комиссары русской армии их самого выдающегося политического и общественного деятеля - А. И. Добрянского-Сачурова, впоследствии получившего чин надворного советника и звание управляющего Министерством вероисповеданий и народного просвещения.
Назначение это состоялось несмотря на открытые русофильские убеждения нового генерал-комиссара.
Незадолго до вступления русских войск А. И. Добрянский, руководимый "искренней, верноподданнической преданностью Императору" (это был действительно верный и преданный Императору честный политический деятель), организует славянскую национальную гвардию, чтобы с ее помощью разбить "общего врага" - мадьяр. После вступления русских войск А. И. Добрянский играет выдающуюся роль в русской армии, сделавшись постоянным, неразлучным спутником командовавшего русской передовой армией известного генерала Ридигера.
Между тем борьбе за свободу восставших народностей Австрии был положен конец. Генерал Гаммерштейн бомбардировал город Львов. В Венгрии несчастный генерал Гергей принужден был выдать оружие и даже предложил русскому Императору венгерскую корону. Но русский Самодержец Николай I, пользовавшийся в Европе большим авторитетом, вежливо отказался от столь неожиданно предложенной ему короны, и венгерское восстание было скоро, решительно и успешно подавлено Россией. Стоимость этой кампании для России исчислена в 365 миллионов рублей, потери же в армии убитыми насчитывались тысячами. Благодаря этой помощи русских при подавлении восстания династия Габсбургов и целость Австрии были сохранены.
Но разочарования не замедлили постигнуть галичан. После подавления восстания граф Стадион пригласил к себе политических деятелей, представителей галицких малороссов. Он осыпал их упреками по поводу того, что галицкие малороссы осмелились в напечатанной на немецком языке статье назвать себя "чистокровными русскими". Граф Стадион забыл, по-видимому, в эту минуту о существовании письменных документов, где галичане именуются "русскими", он отказался от тенденции австрийского правительства" привлекать галичан на свою сторону.
Он коротко и ясно объявил делегатам: "Если вы выдаете себя за русских, то не надейтесь впредь ни на какую поддержку со стороны австрийского правительства". И тогда был принят до сих пор не употреблявшийся (бывший, во всяком случае, необязательным в немецком языке), но внушавший меньше подозрений термин - "русины". Термин же "русские", который еще в начале 1848 года употреблялся в правительственных немецких манифестах, по приказанию свыше на долгое время исчезает из официального употребления.
"Верные слуги графа Стадиона, до невозможности преданные идее австрийского империализма и австрийскому флагу" - так характеризует русинов Мориц Тотлиб Сафир. Последний также пометил свое письмо к графу Стадиону, появившееся впоследствии в немецких юмористических журналах, оригинальным числом - эта дата гласила: "Три года после изобретения русинов".
Но скоро даже введенный во время управления Галицией Бахом термин "рутенизм" подвергся преследованию, как напоминающий о родственном происхождении малороссов Червонной Руси с русскими.
В начале 50-х годов в Галиции процветала литературная деятельность. Многочисленные книги печатались по-малороссийски и по-русски.
Толчок к этой по преимуществу философско-этнографической литературной деятельности был дан петроградским ученым Погодиным, который около этого времени объездил все славянские провинции, входящие в состав Австрии, побуждая славянскую интеллигентную молодежь к изучению истории и литературы славянства и к любви ко всему славянскому. Погодин был близким другом Шафарика, Юнгмана и Палацкого и состоял в оживленной переписке с надворным советником Ф. Миклошичем.
Австрийское правительство косо смотрело на проявления славянского, в частности русофильского, движения в литературе Галиции. Но чтобы не раздражать соседней России, оно обратилось к филологическо-дипломатическим хитростям.
Секретарь Министерства вероисповеданий Иречек, весьма плохой знаток славянских языков, написал парадоксальное сочинение "О предложении писать по-русински латинскими буквами". В этой брошюре он высказывает мысль о необходимости отменить кириллицу, благодаря которой малороссийское наречие неизбежно должно все более и более приближаться к русскому языку.
Одновременно граф Агенор Голуховский в отчете о состоянии вверенной ему Галиции, посланном в центральное управление, приходит к нижеследующему заключению: "Безусловно необходимо отделить русинский язык и письмо от великорусского". Результаты филологической деятельности органов австрийского правительства принесли свои плоды. Вследствие приказа центрального правительства во Львове был произведен формальный опрос о русинском языке и шрифте для него, и тогда же правительство предложило ввести для русского малороссийского наречия в Галиции латинский шрифт и строго воспретить употребление кириллицы, точнее - "гражданки", употребляемой русскими для книг светского содержания. Но анкета показала при подсчете голосов на этот раз вполне отрицательное отношение общества к вводимой принудительной мере. Громадным большинством голосов нововведение было отвергнуто. Новая мера насилия над русскими не была проведена в полном объеме и свелась к правительственному предписанию, чтобы все служебные акты писались не общеупотребительным русским шрифтом, а латинскими буквами (предписание от 20 декабря 1859 г.). Это прямое вмешательство правительства в чисто культурную область малороссийского быта показалось впоследствии многим интеллигентным и образованным венским политическим деятелям крайне бестактным. Сверх того, избранный путь репрессии по отношению к галичанам слишком бросался в глаза. Тогда австрийцы не преминули прибегнуть к испытанным средствам. Был снова призван на помощь пресловутый австрийский девиз: "Divide et impera" - разделяй и властвуй. Снова началась травля православного галицкого народа. Система покровительства, принятая по отношению к нему австрийским правительством, была отменена. Он был предоставлен произволу польско-галицийского дворянства и духовенства. Последние в своем стремления ослабить и, по возможности, разорвать связь Галиции с Россией сумели найти примеры в прошлой истории Галиции, когда она якобы сочувствовала Польше и шла против Великой России. Указания и примеры эти, нужные для оправдания дальнейшей политики, польско-немецкое дворянство Галиции, враги России, нашли в новейшей истории Польши. Перед польским восстанием в России в 1830 году на юге ее возникло брожение, имевшее целью привлечь русских, особенно малороссов, к участию в революционных планах польской шляхты (Пестель, предводитель декабристов, был по происхождению поляк).
Идея слияния Галиции с Польшей, с которой она когда-то составляла одно государство, нашла ярого приверженца и пропагандиста в лице генерала ордена Воскресения некоего Семененко. Он письменно и устно доказывал вместе со своими политическими единомышленниками не только политическую, но и культурную обособленность и рознь между малороссами Галиции и Украины и великороссами. Этою мыслью удачно воспользовались перед третьим польским восстанием польские революционеры и эмигранты. Под влиянием революционной горячки и крайних революционных суждений дело дошло даже до отрицания славянского происхождения великороссов. Европейская же культура признавалась только в триедином королевстве: в Польше, Литве и Червонной Руси. К этому же времени относится появление известной песни: "Польша, Червонная Русь и Литва - одна молитва".
Словом, австрийское правительство и враждебная всему русскому польская аристократия не останавливались ни перед чем, чтоб освободить Галицию от духовно-культурного и политического влияния России, чтоб установить холодные, враждебные отношения между обеими странами. Даже свободомыслящий польский генерал Мирославский писал своим единомышленникам следующие знаменательные слова: "Мы должны организовать в России поджоги и пожары, бросать бомбы за Днепр и Дон, в сердце России, чтоб они истребили русскую национальность, возбуждать междоусобную вражду и ненависть в русском народе, чтобы русские растерзали друг друга собственными когтями. Мы же зато вместо них будем расти и укрепляться". В этих революционных строках выражаются чувства бежавших в Галицию в 60-х годах многочисленных революционеров и польских эмигрантов-мятежников. Несмотря на свое русофобство и преданность интересам чисто польским, эмигранты эти были приняты на должность учителей во Львовской академической, впоследствии малорусской, гимназии. Самый известный из них - учитель Паулин Стахурский-Свенцицкий - открыто внушал ученикам во время уроков русского языка ненависть к России. Он возбуждал в молодых малороссах утопические надежды на будущую "дорогую казацкую и республиканскую Украину", политические права которой доходили бы до анархии. В Галиции распространился даже завезенный из русской новой Польши, но несколько видоизмененный "украинско-республиканский гимн" "Ще не вмерла Украина".
Текст этого гимна нового политического направления в Галиции (который австрийскому парламенту довелось слышать в одном из его заседаний) был записан не по общепринятым в России этимологическим правилам правописания, но совершенно иным способом, очень сокращенным и удобным для молодежи вследствие совершенного отсутствия грамматики: "пиши так, как ты говоришь, а говори, как ты слышишь" - был девиз тогдашних галицких педагогов, усердно занимавшихся политикой и пропагандой.
Даже издававшиеся во Львове газеты благосклонно относились к этому новому принципу; они также стали пользоваться не прежним русским языком с общепринятой орфографией, а или латинским алфавитом, или так называемой малороссийской фонетикой. Новаторами в этом деле были газеты "Мета", "Село", "Вечерницы", - газеты, в статьях которых звучала лейтмотивом глубокая ненависть к России и вообще к русской культуре. При таких условиях сердцам малороссийской молодежи, склонной ко всему фантастическому и романтическому, недоставало только яркой путеводной звезды, гения-руководителя, чтобы пойти со всем увлечением, свойственным молодости, по намеченному новым течением пути. Молодежь мечтала о том, чтобы осуществить эту идею на практике, превратить ее в действительность.
В конце 70-х годов были привезены в Галицию из России произведения вдохновенного, почти гениального малороссийского народного поэта и лирика Тараса Григорьевича Шевченко. Произведения Шевченко были преисполнены горячей любви к своей родине и малороссам, страдавшим от крепостного права и горевавшим о потере прежних вольностей под скипетром самодержцев русских.
Созданная его воображением идеальная "будущая Украина" представляется Шевченко свободным республиканским государством, по возможности федерацией славянских государств, где не было бы ни господ, ни рабов, с полной свободой веры и совести.
Взгляд на молодую влюбленную парочку, на казака и молодую "дивчину" является для него молитвой, вернее - суррогатом последней.
Шевченко считает, что вся Церковь и ее организация не нужны и должны быть заменены чистотою нравов, братским любовным отношением людей друг к другу.
С тем же цинизмом, который характеризует Гейне, Шевченко, впавший в крайний, безумно смелый натурализм, смотрит на Божью Матерь и Иисуса Христа чисто человеческими демократическими глазами, видя в Них только простых украинских крестьян.
Одаренный сильным характером и очень прямолинейный в своих убеждениях, Шевченко не может преклоняться перед монархическим принципом. Он не может также смотреть равнодушно на неравенство в социальном положении, на приниженность своих собратьев - бедных, закрепощенных малороссийских крестьян. Вследствие отсутствия у него глубокого всестороннего образования и твердых принципов он не сумел выработать правильных взглядов на государственное и мировое устройство; поэтому он часто впадает в противоречия с самим собою и в постоянные коллизии с законами. По происхождению своему крепостной человек, Шевченко был выкуплен русским художником Брюлловым и поэтом Жуковским на собранную для этой цели по подписке сумму. Но скоро он был сослан в Оренбург, а оттуда переведен в Ново-Петровскую тюрьму.
Само собой разумеется, что ненависть Шевченко к абсолютизму, к государственной религии, к притеснениям бедного "украинского народа" нашла живой и благодарный отклик в сердцах молодежи в Галиции.
Описания походов казаков времен гетмана Богдана Хмельницкого в изложении галицких историков Зубрицкого и Дедицкого нередко и ранее вызывали в юношестве воспоминания о былой самостоятельной Малороссии. Новую пищу этим воспоминаниям дали вдохновенные описания и заветы Шевченко, но идеи последнего, к сожалению, приняли по преимуществу ложное направление. С этого времени на русских начинают смотреть только как на грубых самодуров или чиновников, все дурное стало приписываться обыкновенно с этих пор великороссам-москалям. Словом, в Галиции стал мало-помалу развиваться и наконец свил себе прочное гнездо антирусский сепаратизм, так называемое "украинофильское движение".
К какой неправильной точке зрения,к какому неожиданному qui pro quo пришли поклонники Шевченко вследствие неправильных выводов, сделанных из его не лишенной оснований критики тогдашнего русского режима!
Это новое течение проникло в Галицию вполне своевременно. Русофильство было в Австрии до сих пор руководящей программой деятельности, лозунгом для всей малороссийской интеллигенции; за исключением известного униатского священника, впоследствии протоиерея в России Ивана Григорьевича Наумовича и нескольких наиболее просвещенных и передовых умов, все русофилы в Галиции, Буковине и Венгрии были верными подданными Габсбургского дома. Глубоко верующие, ярые приверженцы Православия, в политике они были в высшей степени консервативным, преданным австрийским императорам элементом.
Нет ничего удивительного поэтому в том, что русофилы, иначе - "старорусины", достигли большого значения и силы в Галиции и в Буковине, несмотря на то, что они строго и неукоснительно соблюдали в своих церквах все православные обряды, что они питали преданную романтическую любовь к "матушке-Руси" и что преклонялись благоговейно перед Русской самодержавной Империей, как перед могучим славянским колоссом. Противники их нередко доносили на них, то обличали их в яром русофильстве, то старались возбудить недоверие австрийского правительства к их действительно честной и непоколебимой верности австрийскому престолу.
Несмотря на эти происки врагов, русофилам удавалось выходить в Вене победителями из всех клеветнических доносов.
Но в Галиции приверженцев России и боялись, и ненавидели. Там их не называли иначе как "сторонники Габсбургов", или просто "русины" - rutenci - в презрительном смысле. В руках этих сторонников России и всего русского находились в то время все самые богатые учреждения Галиции, наиболее солидные и кредитоспособные банковые учреждения, все высшие административные посты и, благодаря деятельности демократа Наумовича, высокоинтеллигентный, образованный народ. Это усиление враждебной полякам партии показалось немного подозрительным, оно могло бы со временем привести к важным реформам и переворотам в Галиции, а первой и самой главной причиной беспокойства было опасение больших политиков, вершивших судьбы Галиции, потерять свое положение и быть свергнутыми с занимаемых ими высоких постов в случае дальнейшего усиления и увеличения русской партии.
Поэтому эти близорукие или, вернее, дальнозоркие политики прибегли к рецепту, уже когда-то в далеком прошлом давшему благие результаты: "Помогай себе всяк, кто и как может". По совету вице-президента, а впоследствии штадтгалтера Лебля, не обладавший большим умом и способностями министр Г. Земялковский и честолюбивый так называемый "красный князь" Адам Сапега задались мыслью использовать для своих политических целей вновь возникшее антирусское течение, то есть вышеупомянутый украинский сепаратизм малороссов в Австрии. Граф Альфред Потоцкий упорно противился этим планам, но кончил тем, что подал в отставку, когда убедился в невозможности и безуспешности дальнейшего сопротивления.
Для политической пропаганды был выписан с юга России в Галицию корифей тогдашних украинцев Панко Кулиш, писатель и ученый; ему было дано обещание, что для него будет куплена типография в Кюрце, кроме того, ему было гарантировано содержание в 10'000 флоринов в год. За это Кулиш обязывался привить русскому населению Галиции свои антирусские идеи, предложив их народу в более мягкой, законной форме, чем та, в которой они обычно излагались. Вместе с тем он обязывался направлять этот новый национальный сепаратизм в сторону польского и католического влияния. Панко Кулиш действительно прибыл во Львов и начал публицистическую и политическую деятельность в указанном ему направлении. В то же время в 1882 году приняты были в Австрии и иные меры, чтобы поскорее и понадежнее избавиться от приверженцев России.
Для этого главное внимание и первый удар были направлены на православное духовенство, известное своей преданностью России. Враги стали упорно искать первого удобного предлога расправиться с духовенством, главным образом с богатыми монастырями. Случай не замедлил представиться. В Збараже, в общине Гниличской возникли продолжительные споры о содержании церковного причта. После напрасных хлопот о назначении в Гнилички отдельного униатского священника владелец Гниличек, румынский граф Делла-Скала, предложил крестьянам, чтоб они официально объявили о своем переходе в Православие. Вокруг этого массового перехода в Православие поднялся большой шум; граф Альфред Потоцкий и митрополит Иосиф Сембратович были осыпаны упреками; им ставились в вину нерадение и небрежность. Граф Потоцкий подал в отставку, а митрополит Иосиф Сембратович ушел со своего поста и отправился в добровольное изгнание в Рим, где и скончался в 1900 году.
Но зато немедленно возникло дело о государственной измене. Униатский священник Наумович, надворный советник Добрянский, его дочь Ольга Грабарь, все редакторы русофильских газет, почти все преданные России литераторы и лица, занимавшие в Галиции выдающееся общественное положение, были рассажены по тюрьмам и к ним было предъявлено обвинение в государственной измене. Но суд присяжных единогласно признал отсутствие состава преступления по обвинению в государственной измене, зато четверо из обвиняемых были присуждены к шести месяцам тюрьмы за нарушение общественной тишины...
Несмотря на незначительность наказания, цель врагов России была достигнута. Напрасно писал известный публицист И. С. Аксаков, что в судебном процессе галичан-русофилов был произнесен суд над всерусской идеей. Напрасно указывал престарелый эрцгерцог Альбрехт на доблестную деятельность, верность и преданность дворянина Добрянского, кавалера многих австрийских орденов, служившего под начальством герцога, когда последний был штадтгалтером в Будапеште. Все эти заслуги казались слабыми, ничтожными перед охватившим страну новым политическим течением. Под влиянием только что окончившегося Берлинского конгресса настроение общества было крайне напряженным и подавленным, и все попытки уладить дело остались безуспешными, тем более что Рим и политические деятели из среды высшей аристократии были тогда в Вене всемогущими, а запугивания в Галиции были слишком велики.
Необходимо было найти какую-нибудь искупительную жертву, и было решено скомпрометировать национальное русское дело неосновательным обвинением в государственной измене.
Осенью 1882 года Римская курия после обнародования апостолического указа Singulare Praesidium приняла в свое управление православные монастыри с их богатейшими многомиллионными учреждениями и имениями. Таким образом началась уже давно намеченная иезуитами реорганизация православного духовенства.
Такой оборот дела поразил, конечно, многие даже не русофильские круги Галиции. Но и последние были так же сильно терроризированы, как и приверженцы России, и они не осмелились протестовать против новой меры произвола. Только П. Кулиш, главный зачинщик всего происшедшего, почувствовал угрызения совести и, так сказать, Иудино мучение. На обратном пути в Россию, куда он поспешно бежал, он издал в Вене пламенную статью о господстве иезуитов в Галиции, но эта брошюра была конфискована вследствие его резких выпадов против католической церкви и венского правительства, и, несмотря на бегство Панко Кулиша, начатая национально-политическая реформа в Галиции была энергично продолжена. Наконец, в 1890 году известный член парламента Романчук официально обнародовал для общего сведения проект национально-политического соглашения галичан с поляками, известный под названием "Новая эра". Этот мягкосердечный политический деятель сделал в галицком сейме следующее политическое заявление от имени русинов после предварительных совещаний с Казимиром Бадени и кардиналом Сембратовичем:
"Мы, русины, - народ самостоятельный, имеющий собственный национальный и политический характер. Будучи отдельным народом, мы, как таковой, будем продолжать заботиться о благоденствии и дальнейшем развитии нашей национальности в Австрии; мы искренно преданы папе и католицизму, а также нашим православным греческим обрядам". Это заявление было, главным образом, направлено против русофильской партии, так как вновь основанная тогда радикально-украинофильская партия и идеи последней, заимствованные главным образом из произведений Шевченко и Драгоманова (русского идеалиста, революционера, проповедника республиканской федерации), не имели еще у общества никакого успеха. Это заявление нашло приверженцев среди дворянства и католического духовенства, но среди народных масс и вообще демократических элементов соглашение, в которое депутат Романчук со своими единомышленниками вошел с местным сеймом, состоящим в громадном большинстве из поляков, не имело успеха...
I